Стилистический спектр романсов Алябьева в годы тобольской ссылки.

           Рассматриваются романсы Алябьева, написанные им с 1828 по 1832 год, во время его ссылки в сибирский город Тобольск.
           В сибирских романсах Алябьева звучат темы тоски по родине, тягости неволи, одиночества, воспоминания о далеких друзьях. Тематика его романсов созвучна мотивам поэзии сосланных в Сибирь декабристов.
           В романсе «Вечерний звон» продолжается и углубляется намеченная в «Соловье» тенденция к стилистическому синтезу интонаций. Мелодика романса представляет собой комплекс многоуровневых интонационных связей, соприкасающихся с церковной традицией колокольного звона и с интонациями городского романса. Различные воплощения «колокольности» станут впоследствии одним из ярчайших творческих приемов у многих русских композиторов.
           В связи с романсом «Иртыш» впервые возникает проблема взаимоотношения музыки Алябьева и фольклора Сибирской каторги. Поскольку «в интонациях вокальной партии звучат отголоски песен сибирской каторги», резонно предположить, что песни узников повлияли на стилистику песен Алябьева. Но, с другой стороны, «есть прямые указания, что государственные преступники привезли в Сибирь часть своей прежней музыкальной литературы ... исполнялись первыми русскими революционерами и авторские песни в стиле народных. К числу подобных произведений относится «Кабак» Алябьева ... - образец ранней русской музыкальной социальной лирики». То есть, вероятно, в конце 1820-х годов каторжные песни наложили отпечаток на творчество Алябьева, а в начале 1840-х годов уже творчество Алябьева повлияло на стиль и репертуар музыкальной культуры ссыльных.
           В романсе «Иртыш» впервые в творчестве Алябьева появляется типично романтический герой-изгнанник на фоне могучей, величавой природы. Романс написан в двухчастной форме, но в нем ощутима тенденция к сквозному развитию, за счет чего достигается новое понимание драматургии романса: романса-исповеди, романса-монолога. С этих позиций «Иртыш» Алябьева близок песням Ф.П. Шуберта («Атлант», «Скиталец»).
           Романтические мотивы присутствуют и в других романсах сибирского периода. В романсе «Зимняя дорога» само название вызывает в памяти шубертовский цикл «Зимний путь» («Winterreise»), написанный в 1827 году. Образные параллели (тема странничества, разлуки с любимой) здесь очевидны, есть связи и интонационные (тема пути в фортепианной партии). Звон колокольчика, который благодаря куплетной форме, воспринимается как некий рефрен, здесь становится символом одиночества. Принцип воплощения поэтического текста очень близок шубертовскому, когда музыка отвечает и тексту и подтексту стихотворения. В романсе «Зимняя дорога» есть тонкое соотношение мира предметного, внешнего и мира внутреннего, интимного. Важно то, что речь идет о стилистическом влиянии Шуберта не только на манеру письма Алябьева, но и о возможном влиянии на способ композиторского мышления, на процесс осмысления и претворения поэтического текста.
           Романтические черты проявляются не только на уровне сюжетных линий его романсов (романтический герой в романсе «Иртыш», романтическое двоемирие, конфликт мира мечты и мира реального в романсах «Зимняя дорога», «Живой мертвец», «Пробуждение»), но и в области формы, гармонии, фортепианной фактуры. В романсе «Гроб» вокальная партия звучит в унисон с фортепиано (такой унисон -композиторская находка Алябьева - прозвучит и в романсе «Два ворона»), голос, подсвеченный фортепианными обертонами, приобретает особый колорит, он звучит строго, собранно и жутко. Последующее соло фортепиано создает ощущение приближения, момент реального присутствия. Здесь важен сам принцип смены ролей: героем, действующим лицом, оказывается фортепианная партия, а вокальная партия комментирует происходящее. Для Алябьева это принципиально новый подход.
           Алябьев часто воспроизводит в своих романсах комплексы стилистических примет, свойственные музыкальным языкам других композиторов. Для Алябьева они ассоциируются с определенным кругом образов и тем. Стилистика фортепианных сочинений Бетховена (как, например, в романсе «Терпение») связывается с темами мужества, борьбы с лишениями, преодоления судьбы, драматическими ситуациями. В частности, в элегии «Пробуждение», в первой части, Andante con espressione, Алябьев почти в точности повторяет тональный план темы из 32 вариаций Бетховена. Несмотря на авторский подзаголовок «Элегия», в нем очень многое от баллады: бурное драматическое развитие, музыка, следующая за поэтическим словом, - поэтому контрастные эпизоды все время сменяют друг друга. Творческая задача создать масштабное произведение балладного плана вызывает необходимость в особом музыкальном языке. Поэтому здесь, помимо цитат из Бетховена, звучат отголоски опер К.М. фон Вебера.
           Барочная стилистика для Алябьева символизирует духовный опыт личности, причем речь идет не о мужестве в борьбе с жизненными невзгодами, как в «бетховенских» романсах, а о том ответе, который душа будет держать перед Богом. Элементы барочной стилистики, напоминающие о прелюдиях И.С. Баха, можно услышать в романсах «Души невидимый хранитель», «Тайная скорбь».
           Красота и изящество ассоциируются со стилистикой итальянских композиторов (в единственной, созданной в Тобольске, светлой лирической элегии «Я помню чудное мгновенье»). В вокальной партии, изобилующей украшениями, чувствуется влияние музыки Дж.Россини.
           В романсе «Вечерний звон» продолжается и углубляется намеченная в «Соловье» тенденция к стилистическому синтезу интонаций. Мелодика романса представляет собой комплекс многоуровневых интонационных связей, соприкасающихся с церковной традицией колокольного звона и с интонациями городского романса. Различные воплощения «колокольности» станут впоследствии одним из ярчайших творческих приемов у многих русских композиторов.
           В связи с романсом «Иртыш» впервые возникает проблема взаимоотношения музыки Алябьева и фольклора Сибирской каторги. Поскольку «в интонациях вокальной партии звучат отголоски песен сибирской каторги», резонно предположить, что песни узников повлияли на стилистику песен Алябьева. Но, с другой стороны, «есть прямые указания, что государственные преступники привезли в Сибирь часть своей прежней музыкальной литературы ... исполнялись первыми русскими революционерами и авторские песни в стиле народных. К числу подобных произведений относится «Кабак» Алябьева ... - образец ранней русской музыкальной социальной лирики». То есть, вероятно, в конце 1820-х годов каторжные песни наложили отпечаток на творчество Алябьева, а в начале 1840-х годов уже творчество Алябьева повлияло на стиль и репертуар музыкальной культуры ссыльных.
           В романсе «Иртыш» впервые в творчестве Алябьева появляется типично романтический герой-изгнанник на фоне могучей, величавой природы. Романс написан в двухчастной форме, но в нем ощутима тенденция к сквозному развитию, за счет чего достигается новое понимание драматургии романса: романса-исповеди, романса-монолога. С этих позиций «Иртыш» Алябьева близок песням Ф.П. Шуберта («Атлант», «Скиталец»).
           Романтические мотивы присутствуют и в других романсах сибирского периода. В романсе «Зимняя дорога» само название вызывает в памяти шубертовский цикл «Зимний путь» («Winterreise»), написанный в 1827 году. Образные параллели (тема странничества, разлуки с любимой) здесь очевидны, есть связи и интонационные (тема пути в фортепианной партии). Звон колокольчика, который благодаря куплетной форме, воспринимается как некий рефрен, здесь становится символом одиночества. Принцип воплощения поэтического текста очень близок шубертовскому, когда музыка отвечает и тексту и подтексту стихотворения. В романсе «Зимняя дорога» есть тонкое соотношение мира предметного, внешнего и мира внутреннего, интимного. Важно то, что речь идет о стилистическом влиянии Шуберта не только на манеру письма Алябьева, но и о возможном влиянии на способ композиторского мышления, на процесс осмысления и претворения поэтического текста.
           Романтические черты проявляются не только на уровне сюжетных линий его романсов (романтический герой в романсе «Иртыш», романтическое двоемирие, конфликт мира мечты и мира реального в романсах «Зимняя дорога», «Живой мертвец», «Пробуждение»), но и в области формы, гармонии, фортепианной фактуры. В романсе «Гроб» вокальная партия звучит в унисон с фортепиано (такой унисон -композиторская находка Алябьева - прозвучит и в романсе «Два ворона»), голос, подсвеченный фортепианными обертонами, приобретает особый колорит, он звучит строго, собранно и жутко. Последующее соло фортепиано создает ощущение приближения, момент реального присутствия. Здесь важен сам принцип смены ролей: героем, действующим лицом, оказывается фортепианная партия, а вокальная партия комментирует происходящее. Для Алябьева это принципиально новый подход.
           Алябьев часто воспроизводит в своих романсах комплексы стилистических примет, свойственные музыкальным языкам других композиторов. Для Алябьева они ассоциируются с определенным кругом образов и тем. Стилистика фортепианных сочинений Бетховена (как, например, в романсе «Терпение») связывается с темами мужества, борьбы с лишениями, преодоления судьбы, драматическими ситуациями. В частности, в элегии «Пробуждение», в первой части, Andante con espressione, Алябьев почти в точности повторяет тональный план темы из 32 вариаций Бетховена. Несмотря на авторский подзаголовок «Элегия», в нем очень многое от баллады: бурное драматическое развитие, музыка, следующая за поэтическим словом, - поэтому контрастные эпизоды все время сменяют друг друга. Творческая задача создать масштабное произведение балладного плана вызывает необходимость в особом музыкальном языке. Поэтому здесь, помимо цитат из Бетховена, звучат отголоски опер К.М. фон Вебера.
           Барочная стилистика для Алябьева символизирует духовный опыт личности, причем речь идет не о мужестве в борьбе с жизненными невзгодами, как в «бетховенских» романсах, а о том ответе, который душа будет держать перед Богом. Элементы барочной стилистики, напоминающие о прелюдиях И.С. Баха, можно услышать в романсах «Души невидимый хранитель», «Тайная скорбь».
           Красота и изящество ассоциируются со стилистикой итальянских композиторов (в единственной, созданной в Тобольске, светлой лирической элегии «Я помню чудное мгновенье»). В вокальной партии, изобилующей украшениями, чувствуется влияние музыки Дж.Россини.